Тот, кто выжилАвтор: Belegaer Пейринг: Гарри/Драко, Сириус/Гарри. Рейтинг: PG-13, (хотя возможно я увлеклась и это местами R ,) Жанр: не флафф Дисклаймер: коммерческой выгоды не получаю. Писалось все это для Anatolia Задание мне было дано такое:
Я не вполне уверена, что получилось. PG-13+ умеет только сама Anatolia… И очень тяжело было бороться со своей склонностью к хэппиендам. Поэтому финал… такой… Anatolia, прости, я старалась.
Чес слово… - Какого черта?! Он все еще не мог поверить. Что тут происходит? Он огляделся по сторонам, надеясь получить какие-то объяснения. Сириус, высокий, прямой, глаза как сапфиры в медной оправе. Гермиона, жесткие каштановые волосы встрепаны, взгляд растерянный, встревоженный. Тонкс – сегодня золотисто-рыжая, прячущая беспокойство за легкомысленной усмешкой. Взгляды как линии напряжения тянулись от окна выходящего на площадь, к массивным книжным полкам черного дерева, к столу с наборной мозаичной крышкой. Три человека – три вершины пентаграммы. Он сам – четвертая, у двери. Пятая – человек, небрежно опирающийся на каминную полку из темно-красного мрамора … Высокомерная сволочь. Чем он собственно гордится? Бледный, даже бесцветный какой-то. Прямые зализанные пряди тускло-русых волос. Слишком широкий, выпуклый как у ребенка лоб. Треугольное лицо с мелкими остренькими чертами. Узкий подбородок. Тонкие, вечно кривящиеся губы. Ухмылка. С тех пор как Гарри видел его в последний, раз она стала еще более неприятной. Когда тебе так ухмыляются, очень хочется послать собеседника как можно дальше. Именно это Гарри и собирался сделать. - Подожди… Выслушай… Гермиона беспомощно оглянулась на Тонкс. Так. Значит, он уже успел каким-то непостижимым образом заручиться их поддержкой. Гарри закрыл глаза и медленно сосчитал до десяти. Глаза он закрыл для того, чтобы не видеть в этой комнате этого человека. До десяти он считал очень медленно, потому что надеялся, что когда поднимет веки, все это окажется глупым сном. Ну, какого спрашивается? Он что просит слишком много? Ему просто нужно, чтобы его оставили в покое. Просто дали спокойно жить в доме, который он любил, встречаться только с теми людьми, с которыми он хотел встречаться. И уж точно Драко Малфой в данный список никак не входил. И вряд ли Гермиона сумеет это изменить. - Я хочу, чтобы он немедленно ушел. - Гарри, у него действительно важная информация. Мы должны его выслушать. Тонкс. Само благоразумие и спокойствие. Черт, он чувствовал, что выглядит на ее фоне полным и законченным придурком. Почему молчит Сириус? В конце концов, это же дом Блэков, так? И если Сириус скажет, что не хочет видеть здесь кого-то, то этот кто-то должен будет уйти. Ну, и почему он ничего не говорит? Поймать взгляд ярко-синих глаз не удалось. Молчит. Почему? Вздох. Деваться некуда. - Ладно, Малфой. У тебя пять минут, чтобы объясниться. Потом выметайся. Слизеринец криво усмехнулся, Ассиметрично растянулись тонкие бледные губы. - Мне хватит и минуты. Он дернул рукав черного камзола, обнажая предплечье. И протянул руку Гарри, ладонью вверх, словно что-то просил у него. Или нет. Ничего он не просил. Просить было не в его правилах. Скорее наоборот, не просил, а предлагал, взять что-то лежащее у него на ладони. Только там было пусто. На ладони было пусто, а чуть выше тонкого запястья с сильно выступающими косточками и венами, на болезненно прозрачной коже черным огнем пылала татуировка. Череп и змея. Черная Метка. Молчание, повисшее в комнате, было не просто тягостным. Оно было каким-то цепенящим. Большая беда всегда объединяет. Но не сразу. Первые мгновения каждый человек оказывается со своим ужасом, один на один. В такие моменты реальность становится какой-то пугающе отчетливой, как на грани обморока. Как будто тебе открывается какой-то ее высший смысл, только ты не успеваешь его осознать. Мир как мозаика распадается на множество слабо связанных между собой элементов. Гарри бросились в глаза побелевшие пальцы Тонкс, вцепившиеся в цветные пластинки инкрустации на крышке столика. Лицо молодой женщины осталось совершенно безучастным, но руки, вцепившиеся в край стола, были стиснуты, наверное, до боли. Потом поверх этих сведенных пальцев легли другие. С чуть-чуть расширенными косточками и коротко, но аккуратно подстриженными ногтями. Гермиона как всегда успела первой, в три скользящих шага преодолев расстояние от книжных полок. Это было правильно. Гарри как-то совершенно бездумно смотрел на сплетающиеся руки. Наверное ему следовало точно так же подойти к Сириусу, положить руку ему на плечо… Но… не получалось. Не получалось сдвинуться с места. Голова гудела, казалась легкой и совершенно пустой. Мыслей не было никаких. Кроме двух, взаимоисключающих и в то же время странным образом дополняющих друг друга. Этого не может быть, но это должно было случиться. - Почему ты пришел с этим сюда? Неправильный вопрос, Гарри. Точнее не один, а целая серия вопросов втиснутых в одну фразу. Почему ты? Почему пришел? А вот почему сюда это кажется понятно. До отвращения понятно. - А к кому я должен был идти? Вы отвечаете за то, что произошло… Вы, сделали это возможным. Вам и принимать меры. Обвинение. А чего собственно они ждали? То, что они преступники, соучастники, не является новостью. Хотя конечно никто из них не ждал, что обвинителем выступит именно Малфой. Кто угодно, только не Малфой. - Надо сообщить в Министерство… - Гениально, Поттер, гриффиндорская сообразительность и заботливость в действии… Мне будет приятно делить с тобой камеру. - Малфой, ты… - Я занимаюсь запрещенными видами магии. А вы открыли Врата… Думаю одного этого хватит, чтобы вас троих осудили пожизненно… Особенно учитывая, к каким последствиям это привело. Как он смеет? Что он может понять? К черту, он уже все сказал и теперь его можно со спокойной совестью вышвырнуть из дома. Он бы так и сделал. Но не успел… - Гарри, он прав к сожалению. С точки зрения закона мы такие же преступники, как и он… - Голос Тонкс был высоким и странно ломким, но она уже пришла в себя. – Вот, что, сядьте все. Гермиона позаботься о кофе. Такие вещи не обсуждаются на ходу… *** - …Ну, подозрения у меня появились еще несколько недель назад. Некоторые… хм… ритуалы шли немного… не так, как должны были идти… - Ритуалы Черной магии, Малфой? - Церемониальной магии, Поттер. Те, кто практикует этот вид волшебства, не любят когда его называют черной магией. Это вульгарно. Наглец он все-таки. Как был наглецом в Хогвартсе, так и остался. Надо же пришел сюда, и в присутствии аврора рассказывает, что занимается черной магией. Занимается, хотя по приговору суда ему вообще запрещено колдовать. И еще ухмыляется высокомерно, едва прикрывая ухмылку чашечкой с кофе. Черным, разумеется, сливки и сахар это вульгарно. Ублюдок. - Гм… Гарри, давай не будем прерывать Драко. Чем быстрее он выскажется, тем быстрее мы разберемся в ситуации. - Спасибо, дядя. Дядя? Да, Сириус ведь действительно кузен Нарциссы. Но это… это глупо. Совершенно нелепо после того, что сделали Нарцисса, Люций и Беллатрикс, претендовать на такое родство. Это было что-то, чего Гарри понять не мог. Он еще раз вздохнул и отвернулся, чтобы не смотреть на Малфоя. Лучше уж разглядывать знакомую до мелочей комнату. Тускло-черное дерево. Темно-зеленый бархат. Гобелен с генеалогическим древом Блэков. Имени Сириуса там кстати нет. Зато там есть имя Малфоя. Там есть имена всех Малфоев. А теперь этого урода приходится еще и слушать… Ну, какого черта? - …сначала я не придал этим аберрациям значения. Но… в дальнейшем они повторялось регулярно. На действие заклинаний и зелий оказывал влияние какой-то внешний неучтенный фактор. Ну, а три дня назад у меня появилась Метка… Думаю, после этого вопрос о том, какой это фактор отпал сам собой. - Какова вероятность, что появление Метки – результат твоих занятий… запрещенными разделами магии, Малфой? - Нулевая, Гренджер. Я, разумеется, подумал об этом в первую очередь. И тщательно все проверил. Если хотите подробностей, я расскажу. Позже. Но поверьте, проверка была очень тщательной. Гермиона чуть отстраненно кивнула. Она явно пришла в себя. Об этом можно было судить хотя бы, потому что она устроилась в уголке дивана, на расстоянии аж двадцати футов от Тонкс. И даже сумела заставить себя не смотреть каждую минуту на женщину-метаморфа. Это уже прогресс. - Как ты узнал о… о том что мы сделали? - Гренджер, это моя работа – знать. Я черный маг. И мне необходимо знать все, что относится к моей профессии. Ну, а Ритуал открытия Врат… Это делают очень редко. Не только потому, что это очень сложно, но и потому что это опасно. Спокойно, Поттер, я никого не осуждаю. Это ваше дело. Но сделали вы его плохо. Вы открыли Врата, для того чтобы вернуть мистера Блэка. Но не учли, что их потом нужно опять замкнуть… И теперь мы имеем то, что имеем. Дело сделано плохо. Значит нужно его исправить. Как? Когда они готовились к Ритуалу, все казалось ясным. Им нужно было вернуть Сириуса. Ему, Гарри Поттеру нужно было. И ради этого он готов был рисковать. А его друзья готовы были ему помочь. То есть, конечно, все было далеко не так просто. Но… сейчас все оказалось еще сложнее. Оказалось, что рисковал он, куда большим, чем собственная жизнь. Что же теперь делать? - Ну, что ж… позвольте считать мою миссию исполненной. Честь имею… и все такое… Малфой был весь деланная жизнерадостность и радушие. Он уже стоял, Гарри даже не успел заметить, когда он успел отставить чашечку и подняться на ноги. Слизеринец отвесил поклон, чуть-чуть отдающий шутовством и, не дожидаясь ответа, направился к двери. Наконец-то уходит… Сейчас закроется дверь и все. Больше Гарри его не увидит. Сами собой разомкнулись пересохшие губы. - Я не думаю, что мы должны его вот так отпустить. Это было неожиданно и к тому же слишком грубо. О присутствующих так не говорят. Если, конечно, не хотят оскорбить. Но Гарри не был уверен, что он этого не хочет. Похоже, что и Малфой тоже. Он резко развернулся. - То есть, Поттер? - Ну, Малфой, я думаю, что ты не хуже меня понимаешь, что ты нам нужен. То с чем нам предстоит иметь дело это черная магия. Тонкс имеет некоторое представление о ней, потому что авроров учат ей противостоять. Гермиона изучала ее по книгам. Сириус… ну просто невозможно быть Блэком и ничего не знать о таких вещах… Но только один из присутствующих имеет практический опыт… Так что мы просто не имеем права позволить тебе уйти… - И как интересно вы собираетесь меня задержать? Малфой, стремительным, ломким движением отступил к стене. Верхняя губа приподнялась в улыбке-оскале. В эту минуту он выглядел по-настоящему опасным. Как один из тех хищников, которые выходят на охоту в сумерки. Небольших, но очень опасных, если загнать их в угол. Правая рука, скользнула, за отворот мантии. Гарри мог бы поклясться, что за палочкой. Но у Малфоя НЕТ палочки… Или? Лакированное дерево под собственными пальцами… Гарри не мог сказать, что собирается делать. Но точно знал, что ничто не доставило бы ему в этот момент такого наслаждения как возможность наложить на Малфоя Ступефай… Но нет. Сириус… - Спокойно, Гарри, Драко. Спокойно. Мы не собираемся никого ни к чему принуждать. Наоборот, мы готовы предложить сделку, которая может быть выгодна всем. Например… помощь в обмен на возвращение права заниматься магией. Пользоваться палочкой. - С чего вы взяли, мистер Блэк, что мне это нужно? До сих пор я вполне обходился, без ваших… милостей. Малфой говорил тихо, но Гарри понял, что слова Сириуса задели его за живое. Правда слизеринец довольно легко справился с собой, и сумел вернуть на лицо маску высокомерного безразличия, но Гарри было приятно узнать, что все-таки есть на свете вещи, за которые этот человек, готов отдать очень многое. - Обходился. – Сириус согласно
кивнул. – Но думаю, тебе это не доставило удовольствия. Ты нашел способ
обойти запрет на применение магии… но в повседневной жизни, ты должен
чувствовать себя… сквибом… Не иметь возможность делать простейшие вещи,
которые любой маг делает не задумываясь… Которые для всех так просты ,
а для тебя недоступны… Это трудно. Я очень хорошо это знаю. *** - Я так и думала, что найду тебя здесь… Гарри даже не обернулся. Не обернулся на голос, не повернул головы, когда девушка подошла совсем близко и присела, на широкую каменную скамью рядом с ним. Она сидела совсем близко, а он продолжал пристально смотреть в глубину непроглядно темного сада. На смутно белеющий во мраке чертеж скрещивающихся дорожек. Оборачиваться не хотелось. Кажется, Гермиона это поняла. Она всегда все понимала. Но он не был уверен, что это так уж хорошо для нее. Когда так много знаешь, наверное, не интересно жить. Где-то в темноте, по ту сторону сухой чаши фонтана, там, где выродившиеся и беспорядочно разросшиеся розы, похожие клубы дыма из жаровни, оплели подгнившие колонны беседки, деловито шуршал какой-то зверь. Монотонно пели цикады. Багровым светлячком улетела в темноту недокуренная сигарета. - Ну, как там наш гость? - Нормально. Он выбрал синюю спальню. Тонкс ему говорила, что эту комнату не ремонтировали… А он ответил, что ему плевать. Он там жил, когда приезжал сюда ребенком. Представляешь? Для него эта гарпия, миссис Блэк – бабушка. Кормила его вареньем и дарила подарки на Рождество… Дико как-то… - Ты ему веришь? Он не уточнил, о чем речь. Но она и так поняла. Они помолчали, глядя в прозрачную тишину летней ночи. Собственно ответа не требовалось. Конечно, они ему верили. Слишком много доказательств, от которых некуда деваться. - Герми… Ты все знаешь, скажи, что мне делать? - Гарри, если бы я знала ответ на этот вопрос… Я была бы самым высокооплачиваемым психоаналитиком где-нибудь на Манхеттене… Шутка вышла исключительно несмешной. Мрачной, можно сказать. И очень подходящей к обстановке. Ночь была теплой, но все равно хотелось зябко ежиться. Хотелось плюнуть на все и пойти туда, где тепло. К Сириусу. Ведь все ради этого. Разве не так? То за что он теперь платит, сделано именно для того, чтобы он мог в любой момент прийти к Сириусу и сказать… - Сириус винит себя? В точку, Герми. Как всегда, в десятку. Господи, как? Как заставить человека, которого любишь, понять, насколько он тебе нужен? Других он убедил. А Сириуса не смог. - По-моему, он все еще считает меня ребенком. Думает, что отвечает за меня. - Он тебя любит. - Да. Сириус… Гарри уже привык к бесконечно длинным мысленным диалогам, которые вел с крестным. Привык в те месяцы и годы, когда не было никакой надежды на его возвращение. Когда, только он верил, что это возможно. Может быть Сириус прав. Может быть, это действительно была детская влюбленность. Так влюбляются в учителей и друзей семьи. Наверное, это так и было. Сначала. Но он же взрослел. И Сириус был с ним все эти годы. Хотя находился бесконечно далеко. Так далеко, что человеческими мерками не измерить. И все равно – рядом. А потом он вернулся. И… - Знаешь, он ведь совсем не изменился. Ну, то есть, прошло десять лет, а он вернулся таким же, каким был, когда мы учились на четвертом курсе. Тогда он мне в отцы годился… А теперь нет. Не годится. Разве что в старшие братья. Гермиона неожиданно засмеялась. - Надеюсь, что нет. Все-таки не в братья. - О… ну, ты… пошлячка. - Боже, что за лексикон, Гарри! Такого слова вообще нет. - Нет, есть. Ты меня сама учила. Раз есть феномен, есть и ноумен. Есть предмет, значит, есть термин. Ты есть, значит… - Это я-то предмет?! Она со смехом ударила его по спине. Он тоже расхохотался и обнял ее за плечи. Девушка прижалась к нему теснее и вдруг без всякого перехода всхлипнула. Ему стало пронзительно жалко ее. Жалость и бессилие. Он сделал бы для нее все если бы мог. Но он ничего не мог сделать. - Тоже хреново, да, Герм? В полумраке летней ночи белый правильный профиль, резковатая линия скулы, тень во впадинке щеки, темные волосы, темные глаза… Мрак съедал краски… превращал живопись в гравюру. Тонкую, загадочную. И невыразимо печальную. - Ты красивая. - Ты тоже. А что толку? Верно. Ничего это не меняет. Он отлично знал. Но так хотелось сказать, что-то… Что-то утешающее. - Она же с тобой. Значит любит. - Простой ты, Гарри… И прямой, как Парижский меридиан. Ничего не понимаешь… Это у вас, мужиков, либо встал, либо нет. Ошибиться трудно. А у женщин по-другому. У нас между «обнять, чтобы утешить» и «и я ее хочу, прям сил нет» сотня промежуточных ступеней… И каждая, по-своему… Хороша и мучительна… Понимаешь, она запрещает мне называть ее по имени… - Ну и что? Она всем запрещает… - Дурак. Я же не все… *** Дом был тих, но не спал. Непонятная энергия пульсировала в перекрестьях потолочных балок. Запутанных коридорах, сходящихся под острыми углами. Звездчатых рисунках на паркете и коврах. Не то защита, не то ловушка. К этому можно было привыкнуть. На это можно было не обращать внимания. Но это ничего не меняло. Деревянные мордочки каких-то зверьков неприязненно уставились на Гарри с резной поверхности двери. Вздох. Собраться с силами. Гермиона сказала, что он все упрощает. Может быть. Но так хотелось, чтобы хоть сейчас все было просто. Ему было так нестерпимо больно, когда Сириус исчез, десять лет назад. Гарри никогда не говорил «умер», хотя это было правильно, он действительно умер. Гарри никогда не называл его мертвым и не позволял это делать никому другому. Они говорили «Сириус ушел». А Гарри не говорил никак. Он вообще никогда не говорил об этом. Не говорил, до тех пор, пока не узнал о Ритуале Открытия Врат. Точнее ему рассказала о нем Гермиона. Это было незаконно. Очень-очень незаконно. Но сразу понял, что это единственный выход. А они согласились помочь. Гермиона и Тонкс. Без Тонкс ничего бы не вышло. Потому что она была аврором и могла провести их в здание Министерства, так чтобы об этом никто не знал. Гарри не был уверен, что сумел бы ее уговорить. Это сделала Герми, и он предпочитал не думать о том, что заставило Тонкс выполнить ее просьбу. Ему хотелось верить, что любовь. Но он слишком часто сталкивался с чужой жалостью и чувством вины, чтобы до конца поверить в это. Той ночью он во второй раз видел комнату со ступенями и аркой скрытой тканью, которая тканью не была, а была обретшей видимость Границей. И бледно мерцали черные свечи, серебрились линии пентаграммы на полу… Она, словно таран в крепостные ворота, была направлена на колышущуюся призрачную стену Завесы. И впервые Гарри пришло в голову, что она нужна не только для того, чтобы не дать умершим вернуться в мир живых, но и для того, чтобы живые не тревожили мертвых… Почему так тяжело? Почему всякий раз открывая дверь этой спальни он как будто снова и снова берет штурмом Завесу… Раз за разом повторяет преступление… В котором раскаивается, но о котором совершенно не жалеет. Всякий раз это было как запретное волшебство. Как тогда, как в ту ночь, когда он позвал, и на его зов откликнулись… Тогда запредельный ветер веявший из-за Завесы холодил обнаженную кожу и пробегал по коже иголочками мучительно сладкого возбуждения… И как это уже не раз бывало, в нем вдруг возникла абсурдная уверенность, что ничего не было. Что последние пол года были горько-сладким сном. Что Сириус не вернулся и спальня за резной дверью, янтарно мерцающей в свете Люмоса пуста. Наверное, у него были совершенно дикие глаза, когда он возник на пороге распахнутой с грохотом двери. Он почти убедил себя в том, что опять один, что Сириуса нет, а высокая фигура поднимающаяся ему навстречу из кресла и черные вьющиеся волосы, и неуверенная улыбка, и горькая радость в синих глазах… Все это ему привиделось… Опять привиделось как много раз за эти годы. Слишком часто это снилось ему, чтобы он мог поверить своим глазам и слуху, жадно ловившему любимый голос. Мечтать десять лет это слишком долго, чтобы поверить в исполнение мечты, когда она, наконец, исполнилась… Что бы поверить в реальность ему требовалось раз за разом повторять ритуал. Снова и снова жертвой ложиться на алтарь с мучительным страхом, что подношение не будет принято. С дикой жаждой отдать все, что у него было за доказательство реальности происходящего. Это можно сделать только так. Гарри вцепился в свою одежду. Рванул рубашку не обращая внимания на градом сыплющиеся пуговицы, ломая ногти о молнию рывком расстегнул джинсы, высвободился из одежды как из мучительно сковывающих пут… Без стыда упал совершенно голый на одеяло. Раскинул руки, запрокинул голову, широко развел колени, превращая себя в живую пентаграмму. - Люби меня… И это тоже было частью ритуала. Его собственного ритуала. Как заклинание. Призыв. Единственный способ материализовать его мечты и надежды. Только багровая тьма под опущенными веками. Только певучий как стрекот цикад шум в ушах. Не видеть. Не слушать. Только чувствовать всем телом, всей кожей… Тяжелое горячее, безжалостно навалилось сверху, он задохнулся и ослеп, как будто комнату наполнил тяжелый темный дым жаровен. Чужие пальцы, сковавшие раскинутые руки. С восторгом ощутил, как вдавливают в простыни запястья, плечи, бедра… Безжалостно распластывая покорное тело. Не потому что есть желание сопротивляться, а именно потому, что хочется абсолютной, полной власти чужих желаний над собой. Сладкому, цепенящего ужаса, от которого слабеет тело, и сами собой закрываются глаза. Беспредельной отрешенности от собственной воли. Хочется, чтобы тебя взяли как куклу… Как вещь… Как ребенка… Отдаться. Подчиниться блаженной муке и сладостной неизбежности… Вожделению… похоти чужого сильного тела. Совершенно реального. Живущего своей независимой жизнью. Почувствовать это, ощутить чужую плоть. Собой. В себе. Настоящую до нестерпимой боли. И не сдерживать стоны и всхлипы… Полностью отдать контроль другому, тому, кто сильнее. Признать, что ты не в силах противиться ничему, чего могут от тебя потребовать и покорно принимать все, что тебе могут дать… И кричать. Кричать отчаянно и сладко, как будто падаешь с огромной высоты. В наполненную светом бездну. Верить, хотя бы в этот миг, верить, что ты живешь. И живешь ради этого мига. *** - Малфой, какого черта? Слизеринец валялся на кровати в рубашке и брюках, с книгой в руках. При звуке открывающейся двери, он вскинулся, было, но тут же опять откинулся на подушки. Гарри первый раз за эти дни видел его без мантии и невольно удивился тому, какой он худой. Это была не болезненная изможденность человека измученного недугом, а скорее стремительная угловатость, свойственная очень быстрым животным. Гепарду, например, или гончей собаке. Что-то вытянутое, тонкое, приспособленное, к тому, чтобы как клинок вспарывать воздух. Узкие плечи, узкие бедра, длинные полусогнутые ноги. Этого не могла скрыть даже расслабленная поза. Скорее наоборот… - Поттер, входя в чужую комнату, принято стучать. Прошедшие годы явно не улучшили твоих манер. Или это не лечится? На бледных, узких как глубокий но, еще не начавший кровоточить порез, не было улыбки. Глаза под прямыми белесыми бровями чуть прищурены. Совсем как раньше. Лицо, конечно, изменилось, затвердело с тех пор, как Гарри видел его перед Войной. Повзрослело. Но если не приглядываться, этого можно и не заметить. - Так ты скажешь, что ты хочешь, Поттер? Если нет, то освободи, пожалуйста, помещение. Я хочу отдохнуть. У меня есть планы на сегодняшний вечер и ночь. - Ты не пойдешь сегодня в Дарк-Энд один. Малфой неожиданно сел. Его глаза были все еще ниже уровня глаз Гарри, но не было заметно, что бы это доставляло слизеринцу какое-то серьезное неудобство. Блондин провел, рукой по бледно-русым прядям. И уставился на собеседника, пристальным недружелюбным взглядом. Гарри мгновенно ощутил его настороженность. Малфой что-то скрывал. Это было видно в глазах. В движениях узких пальцев. В чуть ассиметричном изгибе узких губ. Но скрывал он это хорошо. Бесцветно-серые глаза в обрамлении слишком светлых ресниц, в деланном изумлении вскинулись к складкам, потертого синего бархата, над кроватью. Потом Малфой обвел комнату взглядом, словно призывая в свидетели глупости своего собеседника, выцветшие гобелены и темные от времени портреты. - Ты что уже все решил за меня, Поттер? Урод. Он что серьезно думает, что он здесь полноправный партнер? Что он занимает в их союзе такое же место как Сириус, или Гермиона, или Тонкс? Он преступник, с которым они имеют, дело, только потому, что есть вещи, которые он умеет лучше, чем они. Это не значит… - Я тебе не верю, Малфой. Я хочу знать, что ты задумал. Ленивая ухмылка. Чистое пренебрежение. Угу. В это можно было бы поверить, зная бывшего слизеринского префекта. Можно, если бы не легкий настороженный блеск глаз. Но держался он почти идеально. Почти точно «в образе». - Пошевели мозгами, Поттер. Наша цель состоит в чем? Понять, где сейчас Темный Лорд. Он вернулся из-за Врат. Он слаб и нуждается в помощи. Где он может ее получить? Правильно, десять баллов Слизерину. Там где есть его сторонники. А где в основном обретаются темные маги, с тех пор как их лишили возможности заниматься магией? Там где все, кого пытаются утопить. На дне. То есть в Дарк-Энде. Еще десять баллов Слизерину. И минус двадцать пять баллов Гриффиндору. За тупость. - С какой стати мы должны тебе верить? - Вот, что, Поттер, ты это брось. Никаких «мы». Говори за себя. Тонкс, на моей стороне. Гренджер, не возражает. Сириус… Блэк, мне верит. Так что свербит в одном месте только у тебя. Гарри даже не обратил внимания на неожиданную пошлость высказывания Малфоя В этот момент его занимало другое. То, что слизеринец был в известной степени прав. Он действительно непонятным образом успел за прошедшие три дня привлечь на свою сторону почти всех в доме. Гермиона… Сириус… С Тонкс у Малфоя установились почти доверительные отношения. Почему, ведомо только им двоим. У метаморфа даже волосы посветлели, так что теперь они действительно были похожи на родственников. И называли они друг друга исключительно: «кузен» и «кузина». Это было странно и слегка раздражало своей странностью. Поэтому Гарри больше разозлился, чем удивился, когда Тонкс около полудня нашла его в библиотеке и сообщила, что вечером Малфой собирается в Дарк-Энд. Разозлился он достаточно, для того, чтобы сделать, то чего не делал ни разу, за все время, пребывания слизеринца в доме на Гримаунд-Плейс. За все три дня. Он пошел в спальню Малфоя. Вошел без стука. Он был на взводе, ему очень хотелось хорошего скандала. Повода высказать этой бледной сволочи все, что он думает. Раздражение накопилось в достаточной степени, чтобы потребность выплеснуть его стала нестерпимой. - Отлично. Значит, именно я и пойду с тобой. Разумеется, Малфой возражал. Еще как. И не он один. Тонкс изумленно вскинула брови, услышав о его планах. Гермиона просто пыталась ему запретить. Сириус… вот выражение, мучительной, немой тревоги на лице крестного, для Гарри было хуже всего. Он чувствовал, что Сириус опять возлагает на себя ответственность, за то, что Гарри, делает. Бессмысленную бесплодную ответственность… Собственно он и сам понимал, что это неразумно. Его действительно могли узнать. Легко. И что тогда? В самом лучшем случае, он просто лишит их такого ценного источника информации, как знакомые Малфоя. В худшем… В худшем – они пополнят список магов неосторожно отправившихся погулять, туда, где гулять не следует и домой уже не вернувшихся. Это все было правильно. Но отступить Гарри уже не мог. Ну, не верил, он Малфою. Просто не верил и все. *** Гарри никогда особенно хорошо не знал Дарк-Энд, это дно Колдовского Лондона. То есть, конечно, он бывал здесь и не один раз. А кто из магов не бывал? Но вряд ли он сумел бы без Малфоя сориентироваться в этих подозрительных кварталах, грязной угловатой звездой лежащих между Ноктюрн-аллей, Хелль-стрит и берегом Темзы. Они очень долго шли, сворачивая какие-то совсем уж глухие переулки, безумно грязные проходные дворы, гулкие каменные подворотни… Мимо куч нечистот, мимо облезлых, покосившихся зданий, мимо жутких обитателей этих выморочных кварталов. Не все здесь были одеты в лохмотья, не все были болезненно худыми и мертвенно бледными. Но все равно печать Дарк-Энда отмечала каждое лицо. Просто здесь так жили. Вот и все. Гарри почти сразу потерял направление и уже не мог сказать, не то Малфой ведет их короткой дорогой, не то наоборот бесконечно петляет неизвестно кого, сбивая со следа. Он только как-то отстраненно отмечал жирный блеск речной воды, мелькнувший несколько раз в просветах между серыми бараками складов. Но это был единственный ориентир. Трудно представить, что этот огромный, бесконечно запутанный, зловонный муравейник, строили люди. И уж совсем невозможно было поверить, что люди могут здесь жить. А вот Малфой явно чувствовал себя спокойно и уверенно. Его здесь знали. Эти маленькие лавчонки… Чем в них торговали? Зельями? Запрещенными артефактами? Теми магическими животными, держать которых само по себе является преступлением? Какая разница. Главное, что все это было незаконно, временно и как все временное практически вечно. Менялись хозяева магазинчиков, менялись вывески, но суть оставалась прежней. Это была придонная муть Колдовского Лондона, грязная, темная, скрывающая в себя оскверненные сокровища. -…не плохо… Но шлифовка не безупречная… Я видел и получше, много лучше господин Гонтран… - Не сомневаюсь, мистер Малфой не сомневаюсь… коллекция вашего отца не знала равных… Ах, какая была коллекция… Маленький, похожий на блеклую квакшу торговец, растянул безгубый рот. Малфой небрежно опершись бедром о прилавок, вертел в пальцах небольшой треугольный кусочек хрусталя. Призма Помрачений. За одно только владение ею можно получить два года принудительных работ. Здесь такое в порядке вещей. Это была пятая или шестая лавка, куда они заглянули. Гарри чувствовал, что его терпение на исходе. Он не понимал, что задумал Малфой. Слизеринец ни разу, ни с кем не заговорил, о Темном Лорде. Не произнес за весь вечер ни слова связанного с делом, ради которого они сюда явились. Он рассматривал товар, выставленный в этих подозрительных лавчонках, расспрашивал мимоходом об общих знакомых, просто лениво трепался ни о чем. Гарри это надоело до тошноты. Конечно, задавать прямые вопросы в сложившихся обстоятельствах невозможно. Но он просто устал таскаться за слизеринцем, натягивая на лицо капюшон плаща. Устал слушать бесконечные разговоры об омерзительных, опасных и преступных вещах, о которых здесь говорили так же спокойно как о погоде. - Малфой, сколько это еще будет продолжаться? Ты сюда прибрахлиться явился или информацию собирать? Малфой уставился на него с немым изумлением. Потом пренебрежительно пожал плечами, развернулся и направился в очередной узкий переулок. Гарри выругался сквозь сжатые зубы, и бросился за ним. Ну, все еще одна лавка и хватит с него. Но за разбухшей от сырости дверью, оказалась не лавка. Три скользких цементных ступеньки вели в сводчатый подвальчик, наполненный испарениями спиртного, запахом какой-то подозрительной снеди и облаками серого пара. Глухой, как шум прибоя, говор плавал над липкими деревянными столами. Малфой с неожиданной в его худом теле силой толкнул Гарри в самый темный угол, почти заставив сесть на черную от въевшейся грязи скамейку. - Чем ты недоволен, Поттер? Скучно? Так я тебя с собой не приглашал. Мог бы сидеть дома. В тепле и уюте. Под присмотром доброго крестного. - Малфой, ты… - Заткнись, Поттер, я делаю работу, за которую мне обещали заплатить. Сделка меня устраивает. Но меня не устраивает, когда всякие чистоплюи мешают мне выполнять мою часть договора. Мы здесь не просто так, сейчас должен прийти один… один мой знакомый. Он много знает и может нам рассказать. Если захочет. И если ты не будешь путаться под ногами. Думаю, он не должен усомниться в человеке, который пришел со мной, но если он увидит твое лицо… Поэтому сиди тихо и молчи. Просто молчи. Или это слишком сложно для тебя? - Малфой, я не знаю, что у тебя тут за знакомые… темные маги… но я не позволю тебе… - Он НЕ темный маг. – Это прозвучало так, что Гарри невольно подавился следующей репликой. – Он вообще больше не маг. Он… занимается другим… Горечь. Дотлевающий где-то на самом дне гнев. Очень странно было слышать эти интонации из уст Малфоя. Гарри очень хотелось посмотреть на его лицо. Просто интересно было увидеть слизеринца говорящего таким тоном. Но Малфой отвернулся и занавесился длинными прядями светлых волос. А потом Гарри вообще стало не до этого потому что хрипловатый голос слишком низкий для женщины, но слишком высокий для мужчины произнес: - Привет, конфетка… *** - Черт, черт, черт бы побрал тебя, Поттер! Ты идиот! Нет, имбецил! Анацефал чертов, как ты ухитрился прожить совсем без мозгов чуть не до тридцати лет?!! Реагировать на злобную ругань не было никаких сил. Гарри упал на широкую кровать, чувствуя почти приятное изнеможение, разливавшееся в каждом мускуле измученного тела. Веки сами собой опустились на глаза. Если бы еще Малфой заткнулся… Но перед мысленным взглядом тут же встала картинка, которую он видел совсем недавно. Сильно подведенные голубые глаза, ресницы мохнатые от дешевой косметики, влажно поблескивающие ярко-алые губы. Неживое лицо аляповато раскрашенной куклы, не женственное и не мужественное, но именно эта андрогинность придавала человеку, присевшему за их стол его порочное очарование. Ядовитое как испарения Дарк-Энда. Он был отвратителен и притягателен одновременно. - Привет, Блез. Рад тебя видеть. Столько времени прошло. Мерлин, это Забини! Почему Гарри не узнал сразу, того, кто кого когда-то считали самым красивым из студентов Слизерина. И ЭТО Забини?!! Господи Боже, что же должен чувствовать Малфой, видя его таким? Но что бы он не чувствовал его голос звучал очень ровно, лицо ничего не выражало, руки расслабленно лежали на крышке стола. Блез усмехнулся и запустил пальцы в свои черные сильно вьющиеся волосы. - Да… не мало. Если считать с того времени, как ты меня бросил. - Ты знаешь, почему я это сделал. - Знаю, но ты вернулся. - Мне кое-что нужно. - Как всегда. Голубоглазый слизеринец как-то странно улыбнулся. Эта неживая улыбка выражала не веселье, а какие-то совершенно непонятные эмоции. А потом он наклонился вперед, от чего глубоко расстегнутый ворот его рубашки, раскрылся сильнее, обнажая золотистую кожу на груди. Пальцы с кроваво-красным маникюром вкрадчивым осторожным движением накрыли руку Малфоя. Длинный заостренный язык пробежался по губам… Это было так бесстыдно и откровенно, что завораживало. - Драко… ты можешь получить все, что хочешь, но… - Я знаю. Мы поднимемся наверх. Он подождет. Малфой был прав. Забини даже не взглянул в сторону Гарри. И все равно это было невероятно. Он что собирается, вот так… Просто пойти с этим… Этим… Гарри сам не успел осознать то что сделал, так быстро это произошло… Что именно он сказал… - Малфой, ты… Забини стремительно развернулся на его голос. В голубых глазах уже не было ничего ленивого, отстраненного или расслабленного. Они были острыми и колючими как осколки стекла. А потом вперед метнулась рука, блеснув кровавыми остриями ногтей, цепкие пальцы впились в плащ Гарри и мгновенно сдернули с его головы капюшон. - Ты. Привел. Сюда. Его. Голос черноволосого слизеринца звучал глухо и бесцветно. Почти безразлично. Но Гарри видел, как подобрался Малфой. - Все. Мы уходим. - Уходите. Спокойно. Негромко. Но Гарри отчетливо ощутил угрозу. Ненависть. Ярость. Они успели выйти из этого притона, и им никто не помешал. Но потом из тени отбрасываемой стеной дома вдруг выступили какие-то фигуры. Малфой стремительно и беззвучно метнулся в сторону, и не оставалось ничего другого, как кинуться за ним. Там оказался проход между домами еще более узкий и грязный, чем те которые они сегодня успели увидеть. Длинная извилистая нора. И Гарри потерял счет поворотам, темным туннелям проходных подъездов и шарахающимся в сторону теням. Он не заметил, когда они оторвались от погони, и вообще не понял, оторвались ли… Это бесконечное бегство распалось в его сознании на ряд слабо связанных между собой картинок. Мостовая, залитая водой блестящей в свете неизвестно откуда взявшегося одинокого фонаря. Гнилая, но все еще крепкая дверь, которую он выбил, повинуясь нетерпеливому жесту Малфоя. Слабый возглас слизеринца, не удержавшегося на гребне высоченного забора… а внизу куча ржавого металла, и непонятно как можно остаться в живых после падения на эти острия, но Малфой поднимается на ноги и путь продолжается… Дальше и дальше, чтобы закончиться в этой комнате. Где, наконец, можно упасть и позволить себе расслабиться. То есть можно было бы если Малфой наконец заткнулся. *** - Ты бы заткнулся, а Малфой? Гарри, наконец, заставил себя открыть глаза и посмотреть на слизеринца. Тот успел сбросить всю одежду и стоял совершенно голый пред зеркалом. Болезненно желтоватый, тусклый отблеск свечей бликовал на его неестественно бледной, как у человека очень редко видящего дневной свет, коже. Прочерчивая выступающие косточки плеч, бедра, линию ребер над впалым животом. Малфой странно, почти нечеловечески изогнулся, рассматривая длинные царапины и ссадины прочерченные ржавыми остриями от колена к ягодице, от талии вверх подмышку, по худому предплечью… Некоторое из ссадин кровоточили и он втирал в них какую-то мазь. Чужой взгляд, скользящий по его телу, слизеринца совершенно не смущал. И именно это совершенное безразличие заставило Гарри отвести глаза, куда быстрее, чем, если бы Малфой этого потребовал. Пытаясь преодолеть чувство неловкости, он огляделся, пытаясь понять, куда это их занесло и почему его спутник ведет себя здесь с такой же непосредственностью как будто он дома. Комнату отличала какая-то вульгарная роскошь. Слишком много красного бархата, фальшиво яркая позолота, огромное, но мутноватое зеркало напротив ненормально широкой кровати. Храм продажной любви. Бордель. - А ты более сведущ чем кажется, Поттер, да это именно бордель. Только тут Гарри осознал, что вынес свое заключение вслух. Малфой переместился в изножье кровати и теперь стоял, там ухмыляясь и уперев руки в бедра. То что он по-прежнему был совершенно голым не делало его позу менее вызывающей. Урод. Гарри поспешно сел. - Не нервничай так, Поттер. Здесь клиентов не принимают. Это моя комната. - То есть, тут клиентов принимаешь только ты. Он меньше всего рассчитывал, что его фраза, произнесенная, скорее для того, чтобы скрыть собственную неловкость, по-настоящему заденет слизеринца. Собственно он даже не был так уж уверен, что ему действительно удалось зацепить Малфоя. Если да, то проявилось это несколько неадекватно. Поза немного изменилась, трудно было даже понять как именно, но из вызывающей она стала почти просто распутной. Просто чуть-чуть сильнее выгнулось правое бедро, узкие ладони прошлись по бледной коже, запрокинулась светловолосая голова, взгляд влажно замерцал из-под длинных ресниц… Он дразнит, с какой-то отрешенной отчетливостью понял Гарри. Малфой разозлился и мстит в своей обычной манере. Пытается выставить противника дураком. И он уверен в своей абсолютной безопасности. Ему даже в голову не приходит, что Гарри может что-то сделать. Нет, только не Поттер. Только не Золотой Мальчик Колдовского мира. Малфой же совершенно уверен, что может просто смеяться над ним. Что может стоять здесь голый и крутить бедрами как шлюха, а Гарри будет только беспомощно смотреть… Первый раз он ударил коротко без замаха, но сильно. Удар разбил слизеринцу скулу и сбил его на пол, на пестрый ковер с жестким, колючим ворсом. Гарри отчетливо почувствовал его щекочущее прикосновение, когда упал сверху, на голое, скользкое от мази, тело Малфоя, изо всех сил прижимая того к полу. Тот был такой тонкий, худой, кости отчетливо прощупывались под кожей и мускулами… Хрупкие кости запястий, которые с трудом удалось охватить одной рукой и прижать к полу позади вороха светлых волос. Острые косточки таза, которые он отчетливо чувствовал собственным прижатым к ним телом… Узкие лодыжки, которые Малфой не успел сдвинуть, и теперь они были беспомощно раскинуты… Худое, но сильное тело яростно билось и выворачивалось из захвата. Малфой рыча от бешенства, рванулся в сторону, но ему мешали широко разведенные ноги, которыми не во что было упереться. Гарри попытался прижаться губами к яростно оскаленному рту и вскрикнул от резкой боли, ощутив солоноватый привкус во рту. Укус слизеринца был неожиданным и неистовым. Второй удар пришелся Малфою в висок, и он даже обмяк на мгновение, дав Гарри возможность насильно согнуть его ноги и рывком прижаться пахом между разведенных бедер. Свободной рукой Гарри нащупывал застежку собственных брюк, но тут Малфой, изогнувшись уже совершенно немыслимым образом, сумел ударить его коленом в солнечное сплетение. Больно было, до темноты в глазах. Отдышавшись после удара, он обнаружил, что слизеринец, спихнув его с себя, никуда не делся. Он сидел на полу в нескольких шагах, прислонившись спиной к изножью кровати. Сидел, по-прежнему голый как червяк. Длинные пальцы легко и заботливо ощупывали левую часть лица, куда пришлись оплеухи. Ссадина на скуле и синяк левее глаза уже налились цветом, и Малфой злобно шипел, касаясь поврежденной кожи… - Урод… Мерлин, какой, же ты, Поттер, урод… Придурок… Это что, гриффиндорская философия любви? Раз встало – надо вставить… А куда пофигу… Голый Малфой, сидящий на полу в номере дешевого борделя, вдруг отчетливо напомнил Гарри Гермиону с ее рассуждениями об особенностях мужской любви. Его реакция была немного необычной для человека, которому только что грубо отказали в интимной близости… Он разразился, диким, на грани
истерики хохотом. *** Они опять сидели в гостиной на втором этаже, дома по Гриммаунд-плейс. Той самой, где Малфой рассказал им о возвращении Темного Лорда. С тех пор прошла почти неделя. Точнее шесть дней. И ничего. - А что ты предлагаешь, Гренджер? Слизеринец сидел в кресле очень прямо, едва касаясь спинки. Синяки и ссадины на его лице практически зажили. Наверняка, залечил с помощью магии. Интересно кого он простил о помощи и как объяснил происхождение своих ранений? Не похоже чтобы кто-то в доме знал о том, что Гарри пытался сделать. Наверное, списали все на последствия прогулки по Дарк-Энду… Сам Малфой тоже никак не давал понять, что намерен, что-то предпринять по поводу произошедшего. Ну, кроме его обычной манеры пренебрежительно кривиться при виде Гарри и поспешно выскальзывать из комнаты при его появлении. Кажется, сегодня вообще первый случай, когда он видел Малфоя более десяти минут подряд. Первый за три дня прошедшие с момента их неудачной экспедиции. И то… И то только в присутствии еще трех человек. Неужели Малфой все-таки его боялся? В это трудно поверить. Он так спокойно говорил, о том, что Темный Лорд вернулся, но пока не воплотился. Что вечно голодная сущность, того, кто давно уже не был Томом Ридллом, таится на Пороге, между миром живых и миром мертвых. Ждет, когда сможет совершить молнеиносный бросок и обрести наконец тело. Что он может ждать этого долго очень долго, хотя и не вечно... А вот они не могут. И им придется решать эту проблему быстро, очень быстро, а путь к этому только один. - Он прав, Герми… То что я узнала в Аврорском Департаменте полностью совпадает, с тем, что он говорит… Малфой изысканным, чуть манерным движением склонил голову: - Благодарю, кузина… Беспомощный взгляд Гермионы метнулся к Гарри. Он прекрасно знал, о чем она думает. Какие вопросы мечутся сейчас за ее высоким чистым лбом. Что задумал Малфой? Почему Тонкс его поддерживает? Почему он поддерживает ЕГО? А вот собственные эмоции ему были далеко не столь ясны. О чем он думает? О том, что впервые за последние полгода Сириус улыбается без этой своей затаенной тоски и вины? Что смотрит на Малфоя как подросток мог смотреть на приятеля, предложившего опасную, но соблазнительную шалость? Малфой? Сириус? - Мы однажды уже убили его. Но сейчас имеем, то, что имеем. – Гарри осознал, что повторил фразу, сказанную Малфоем неделей раньше только тогда, когда она уже прозвучала. Впрочем, ему было все равно. – Так почему собственно ты думаешь, что в этот раз получится лучше? Бледно-серые глаза впервые на протяжении всего разговора обратились на Гарри. Они были холодные и непроницаемые. Маленькие серебряные зеркальца, в которых не видишь ничего кроме самого себя, а себя видишь таким мелким и ничтожным, каким тебя увидеть может только Малфой. Ни черта он не боялся. А если и боялся, то никак не Гарри. Плевать он хотел, на все, что Гарри может ему сделать. - Вы его не убили, а изгнали. Его изгнал Дамблдор… Изгнал из тела, но не убил. Когда он, - небрежный кивок в сторону Сириуса, - прошел Завесу… Он прошел ее во плоти. Не мне говорить тебе Поттер, что обычно так не делается… Лучезарная улыбка. Невозможно было понять, чем он так доволен. Но это пугало. Очень сильно. - А потом он вернулся… Снова во плоти. И Лорд шел за ним. Вернув Сириуса вы снова открыли путь, только в обратную сторону. Но у Лорда по-прежнему нет плоти. Он будет искать. Искать подходящее тело. И вот в момент воплощения он будет уязвим. Бесплотное нельзя убить, но можно сделать это с плотью… Вот тогда он уйдет навсегда. Мы дадим ему тело, а потом убьем. Холодно. Тихо. Почему все молчат? Или им нечего сказать? Гермиона права, это безумие. Холодный ветер безумия, похожий на тот, который веет из-за Завесы. Нечего возразить. Если это выход, то выхода нет. Последняя попытка отсрочить неизбежное. - Почему ты думаешь, что он попадется в эту ловушку? Ты сам говорил, что он может ждать практически вечно… Опять эта безумная улыбка. - Может. Но не захочет. Думаю, он не устоит. Здесь есть то, что он желает очень сильно. Искушение будет слишком велико. Мы повторим Ритуал… – слизеринец сделал паузу явно надеясь, что его спросят, что он имеет ввиду. Но никто не спросил, и слегка скривившись, он сам пояснил свою мысль. – Мы сами позовем его. Мы трое. Он должен выбрать одного из нас. Его должно тянуть к нам… Блэк открыл ему путь… Ты, Поттер… это понятно. И я… я уже дважды был совсем близко к нему… Он должен чувствовать живую кровь… Тонкие пальцы на узком запястье. Как будто сквозь ткань мантии, камзола, рубашки можно почувствовать черный огонь Метки… Дважды принятого им клейма. Дважды наложенной печати. - Это рискованно… - в словах Гермионы темной водой плескалась безнадежность. – Мы можем не справиться… И нам придется убить того кто примет в себя Темного Лорда. - Мы это сделаем в любом случае Гренджер, это единственный путь. Когда темный Лорд воплотится в одном из нас мы уничтожим это тело, чтобы не дать ему сбежать за Завесу снова… Один из нас троих умрет. Это будет прекрасная смерть, согласись… Гермиона молча затрясла головой. А Гарри вдруг с потрясающей отчетливостью увидел, ответ на вопрос, который преследовал его все эти дни. Почему Малфой пришел в этот дом. - Ты надеешься, что это буду я? Да, Драко? И он еще успел поймать отблеск мерцающего света в светло-серых глазах. Гаснущую улыбку. Но потом Малфой стал бесконечно серьезен. Наверное, таким он иногда был наедине с собой. - Я практически уверен, что это будешь ты, Гарри… *** - Гарри! – Гарри… Крик Шепот Утро Ночь Синяя полутьма, свет отфильтрованный сквозь синий бархат оконных занавесей. Синий свет колдовских свечей. Складки балдахина над кроватью, тяжелым сводом, витые столбики, белая пространство простыней. Широкие ступени, арка, как жадные губы раскрытая навстречу, колышущаяся ткань, которая не ткань. Раскинулось словно распятое тело. Колени, ладони, полуоткрытые губы. Поцелуями прочертить бледную пентаграмму по холодной влажной коже. Пять, пять раз коснуться губами чужого тела. Дрожь напряжения под жадными губами. Пять, пять фигур у лучей-вершин серебряно-белой звезды. Меловые линии на угольно-черном камне. Озноб страха и смятения. Прохлада запредельного ветра, от которой не спасет никакая одежда. Широко раскрытые серые глаза. И пристальный сапфировый взгляд Просьба. Приказ Признание. Заклятие Неистовая жадная ненасытная нежность. Войти ворваться. Взломать податливую плоть, заставить принять себя. Ласкать и мучить… Страсть, желание. Готовность принять в себя. Принять впустить. Раскрыться на встречу. Страдать и смиряться. Страх, тоска. Живое, нежное, гладкое тело. На смятых простынях. Горячее живое. Ему принадлежащее. Прекрасное. Желанное до обессиливающей страсти. Туманное нечто, в центре пентаграммы. Чужое и чуждое. Страшное. Неживое. Пугающее цепенящим ужасом Взять. Войти в горячую тесную, узкую тесную глубину… Раскрыться. Отдаться ледяной пустоте. Мертвящим призрачным объятиям - Гарри! Сириус! И синева размывае6мая багровым огнем на дне глазниц. Сириус! Любимое лицо страшной искажается, превращаясь в маску чудовища. Цепенящий ужас и невозможность, что-то сделать… Вскинута рука, пальцы как когти… начало смертоносного проклятья, а родной голос изменился до неузнаваемости - Гарри! Огонь, палящий огонь, обжигающий руки! И тело, в котором уже нет жизни Жгучая судорога оргазма! И трепещущее живое тело под впившимися в плоть ладонями. Сириус! Драко! Все. Все кончилось. Сириус мертв. - Гарри! – Гарри… Все. Все кончилось. Живой, живой Драко. Он лежал, всей своей влажной от испарины кожей чувствуя распростертое под собой тело. Расслабленное, усталое, с медленно проступающими синяками в тех местах, где губы или руки прижались слишком сильно. Теплое тело. Живое. Последнее что осталось теплого и живого в холодном и пустом мире. Ему хотелось лежать так вечно. Сириуса нет. Он умер, снова умер. И снова умер вместо Гарри, заняв его место. Превратив свое тело в ловушку для Темного Лорда. И уйдя в небытие вместе с ним. Он не вернется. И остался лишь пепел дотла спаленного огненным заклятием тела. Тонкс нет. Она на несколько секунд отвлекла воплотившееся чудовище на себя, приняла Аваду, предназначенную Гарри, но дала ему время створить огненное заклятие. Гермиона ушла в ночь с пустым и безумным взглядом. Все что у него осталось это Малфой. Драко Малфой. Драко. А потом слизеринец оттолкнул его руки, соскользнул с постели и не говоря ни слова начал одеваться. Быстро собирая с пола одежду. А Гарри сидел на кровати и ничего не мог сказать, кроме предельно нелепого и наивного: «Драко, останься. Пожалуйста». Он выдохнул это без голоса, одними губами и Малфой не должен был услышать эту просьбу. Но он услышал и обернулся к кровати полуголый, худой, стремительный… - А зачем, Поттер? Зачем ты мне нужен? Я что похож на некрофила? Гарри молчал, потому что сказать было нечего. Но Драко легко читал не сказанное в глазах. Он шагнул обратно к постели сжимая в руках собранную одежду и остановился почти касаясь коленом колена Гарри. Близкий и недосягаемый. - Они сказали тебе, что ты Мальчик Который Выжил? Они тебя обманули. Ты мертвый. Ты мертвый вот здесь! – Острый длинный ноготь чиркнул по коже, оставив короткую ярко-красную царапину чуть выше левого соска Гарри. – Все кого ты любил мертвы. Всегда любил только мертвых. Твои родители… Сириус… А я живой. И мне от тебя ничего не надо. Малфой еще раз заглянул Гарри в глаза, словно ставя точку и, не одеваясь, направился к двери. Он задержался только на мгновение, пронзительно светлый силуэт на фоне непроглядной темноты коридора. Взгляд через плечо. - Если ты когда-нибудь… научишься быть живым… можешь меня найти. The End - Fanfiction - |