Шесть гран толченой мандрагорыАвтор: Belegaer Pairing: Вернон Дурсль/Гарри Поттер Рейтинг: R Disclaimer: автор данного произведения не преследует цели коммерческой выгоды, цели ущерба автор тоже не преследует. Ущерб нас сам найдет. Вернон Дурсли всегда терпеть не мог своего племянника. С самого начала… С того момента, когда тот появился в доме. Всегда…
Но когда мальчишке исполнилось двенадцать лет, это стало совсем уж невыносимым. Поначалу он готов был списать все на усталость, бессонницу, вечное нервное напряжение… Ну, в конечном счете, он ведь действительно сильно уставал. Так?
В тот год было чудовищно много работы. Экономический спад (проклятые арабы с их проклятой нефтью!!). Подошли сроки выплат по кредитам, а где искать деньги, совершенно неизвестно. Попытка привлечь инвесторов… О, об этом лучше просто не вспоминать… Столько стараний, столько заискивания, мелких хитростей, и в девяти случаях из десяти все кончалось ничем. Фирма, конечно, держалась на плаву, но господи боже, каких чудовищных усилий это стоило!
Временами Вернону казалось, что он действительно несет все на своих плечах. Волочет из последних сил этот неимоверный груз. Единственное, что еще поддерживало его, была мысль о семье. Он твердо помнил, что если все бросит, пострадают прежде всего они. Петти, бедняжка, с ее постоянными неврозами. Да если придется переехать в другой, менее престижный район… Такого унижения она не переживет. А счета от эндокринолога?..
Дадли… мистер Дурсли был любящим отцом, может быть, даже слишком любящим, как он иногда признавался себе в долгие томительные часы бессонницы. Но в то же время он был трезвомыслящим человеком. Дадли хороший мальчик. Но… такой уж у него характер. Ему трудно заводить друзей. Что будет, если он не сможет пригласить одноклассников в гости полюбоваться новой игровой приставкой? Что ждет толстого мальчишку со множеством глубоко запрятанных под внешней развязностью комплексов в обычной муниципальной школе? Нет… Нет…
Нельзя сказать, что семья ничем не пыталась помочь Вернону. Но он просто не хотел втягивать их в эти дела. Петти нездорова, ей вредно волноваться. Дадли… Зачем портить ребенку летние каникулы? И всякий раз, приходя домой, мистер Дурсли привычно натягивал до омерзения надоевшую маску с неестественно веселой улыбкой, с показным предвкушением потирал руки, усаживаясь за стол, совершенно не чувствуя при этом желания есть…
Но все искупала тревога, уходящая из взглядов жены и сына, устремленных на него, их уверенность, что он справится со всеми проблемами и защитит их от любой угрозы. Они улыбались, и ему становилось немного легче. На некоторое время становилось… Пока он не сталкивался взглядом с парой ярко-зеленых глаз, полных неприязни и какого-то странного подозрения. О, черт! Они же были семьей, единым целым. А этот проклятый мальчишка…
Он был чужим, совершенно чужим. Словно зверек, которого взяли в дом, но так и не смогли приручить. Словно бродячий котенок, который только и ждет случая опять сбежать из теплого безопасного дома куда-то туда, в темноту подворотен. К таким же, как он, диким существам, с которыми он водит странную дружбу или сражается не на жизнь, а насмерть. У него и глаза были именно такие, как у кота, зеленые, почти светящиеся. Дикие глаза на худом заостренном лице. Яростные глаза за ненадежной преградой очков в дешевой штампованной оправе, слишком массивной для его треугольной мордочки.
Вернон очень не любил, когда мальчишка смотрел на него этими своими зелеными глазищами. Какие-то они были… подстерегающие, словно мальчишка с нетерпением ждал, когда ненавистный (а мистер Дурсли был уверен, что мальчишка его ненавидит) опекун, наконец, оступится и тогда… Что тогда, он и сам не мог сказать…
Казалось бы, глупо морочить себе голову такими вещами. Это же, в конце концов, ребенок, так? Пусть даже он похож на маленького, но опасного ночного хищника… Как бы ни велика была его ненависть, что он, в сущности, может сделать? Все было так, если бы не эта его… магия. Она была, как бритвенно-острые коготки, до поры до времени спрятанные в бархатных подушечках кошачьих лапок. Но время от времени мальчишка эти коготки выпускал… Тогда происходили жуткие и загадочные вещи. А мистер Дурсли переставал чувствовать себя дома как собственно в доме.
И ничего не помогало, ни наказания, ни попытки игнорировать присутствие мальчишки, загнать его куда-нибудь, где о нем можно будет хотя бы не вспоминать… Бесполезно. Ничто не могло устранить проклятую, ненавистную магию из светящихся зеленых глаз. У мальчишки и имя было такое же…
«Г-а-р-р-и… Г-а-р-р-и…»
Перекатывается, словно уголек на языке, колдовской уголек, светящийся не красным, а зеленым светом. Больно жжется, хочется выплюнуть. Поэтому мистер Дурсли никогда не называл племянника по имени.
***
Но, все-таки, наверное, дело было в усталости и постоянной тревоге. Ну и в бессоннице, конечно, тоже. Бессонница… Это когда лежишь и смотришь в темноту и до бесконечности перебираешь в памяти события прошедшего дня, раз за разом натыкаясь на собственные промахи, раз за разом жестоко терзаешь себя мыслями о том, что совершил очередную ошибку… Неудачно провел переговоры… небрежно отнесся к заполнению налоговой декларации… Неправильно выбрал поставщика… И самая ужасная мысль: что теперь будет? Станет ли просчет роковым? Или, может, все обойдется? Или… Или…
И нельзя даже ворочаться, хотя простыни нагрелись и почти жгут исстрадавшееся от летней ночной духоты тело. Рядом спит Петти, она непременно проснется, а ей нужно отдыхать… И остается только осторожно выбраться из постели и сидеть в гостиной или на кухне в ожидании, когда усталость возьмет свое, и сознание провалится в оглушающий сон без сновидений. Иногда, чтобы расслабиться, приходилось немного выпить…
Мальчишка тоже часто не спал… Вернон все время слышал, как он шуршит чем-то, постукивает дверцей совиной клетки или оконной рамой… Не спит, возится с какими-то своими странными делами (все запреты ему до лампочки). Не спит, как вся эта их ночная порода.
Пару раз мистер Дурсли встречал племянника внизу или на лестнице. Ловил настороженный подозрительный взгляд из-под встрепанных волос, похожих на вставшую дыбом черную шерстку. Мальчишка гибкой пружинистой тенью скользил в темноте, не зажигая света. Однажды Вернон застал его в гостиной с кипой газет, он что-то выискивал там… Что может быть интересно подростку в этих статьях? Передовица о росте преступности и участившихся убийствах? Сообщение о разбившемся авиалайнере? Или вот это… Кричащие буквы вверху страницы: «Тридцатишестилетний предприниматель осужден за растление несовершеннолетнего».
От нечего делать мужчина пробежал статью глазами, прихлебывая бренди. Не потому, что ему это было интересно, а просто, чтобы занять чем-то глаза и мысли, пока не придет, наконец, спасительный сон. «Мистер Саймон Джонсон получил пять лет общего режима за сексуальную связь со своим двенадцатилетним пасынком…». На фотографии у Саймона Джонсона было какое-то испуганное лицо, как у человека, которого неожиданно разбудили и он никак не может понять, где находится…
Как, интересно, это у них произошло? Собственное любопытство слегка удивило мистера Дурсли… В газете не было подробностей (это было в высшей мере респектабельное издание). Может быть, этот Саймон Джонсон не мог заснуть как-то жаркой летней ночью? Может быть, он спустился в гостиную, чтобы немного выпить? И встретил тонкую, угловатую тень с ярко светящимися в темноте глазами? И… И что потом? Вернон прихлебнул из стакана и невольно закашлялся. Что за мерзкий привкус у этого бренди? Никогда раньше этого не замечал…
Это, наверное, от бессонницы мерещится. Спать нужно, спать. А то скоро галлюцинации начнутся. И так вон уже неизвестно что видится… Тонкие, хрупкие руки, плечи, длинные худые мальчишеские ноги… Черт знает, зачем он взялся читать эту дурацкую статью на ночь!
Но отделаться от этих мыслей оказалось куда труднее, чем пустить их в свою голову… В той газете не было фотографии пасынка Саймона Джонсона, и как-то само собой получилось, что мистер Дурсли представил его похожим на своего племянника. У него, наверное, так же выступали позвонки на шее в слишком широком вороте застиранной рубашки… Были такие же острые локти и колени со светлыми следами летних ссадин, словно странной белесой татуировкой по загорелой коже…
И, наверное, он так же проскальзывал мимо своего отчима, сталкиваясь с ним в дверях. Гибко отклоняясь в талии, чтобы не коснуться… Изгибаясь на ходу всем своим худым, как у бродячего котенка, телом, которое так легко угадывалось под мешковатой рубахой… Ключицы, ребра, косточки таза… Низко склоненная голова, глаза прячутся за густой жесткой челкой, слишком длинной челкой, как зверьки в засаде. Избегающие прямого взгляда. Челка не позволяет заглянуть в них и понять, что же у него на уме…
Да, наверняка у него такие же фосфорически сияющие глаза… Смотрит он так же искоса, от этого почему-то становится жарко и хочется непрерывно облизывать пересыхающие губы. Глаза… Глаза с плавающими где-то в глубине ядовито-зеленой радужки, непроглядно черными точками зрачков. Глаза, следящие за каждым твоим шагом, настороженные, опасливые… завораживающие. Эти глаза безумно раздражали Вернона Дурсли… Этот мальчишка раздражал его каждым своим шагом, каждым движением, каждым тихо, на грани слышимости произнесенным словом. Слабо помогало даже то, что он запретил мальчишке выходить из комнаты без крайней необходимости. Совсем не помогало, если быть откровенным…
***
Раздражение копилось и копилось, день за днем, неделя за неделей. Сводящее с ума ощущение его присутствия в доме. Вернон совсем перестал спать. Ночь напролет он лежал, прислушиваясь к тишине, и ждал, что услышит тихий скрип двери, шлепанье узких босых ступней в коридоре, шорох одежды. Это действительно сводило с ума…
Наверное, он действительно сошел с ума от злости и разочарования, когда этот паршивец сорвал такие многообещающие переговоры… От гнева, что он опять вторгся в жизнь Вернона, что он опять стоит посреди гостиной. Стоит, как угроза всему, на чем Вернон Дурсли строил свою жизнь… Стоит, дерзко блестя яркими глазами. Вызывающе выпрямившись, вскинув лохматую голову на тонкой, как стебелек, шейке…
- Вернон, подожди…
Но крик Петунии уже опоздал… Ярость, копившаяся в ее муже долгими бессонными ночами… Бесконечно долгими жаркими летними днями… Ярость, постепенно сжигавшая его изнутри, выплеснулась, наконец, на того, кто был виноват во всем.
Мистер Дурсли схватил ненавистного мальчишку в охапку, не обращая внимания на его сопротивление, на острые, как иголки, зубы, впившиеся в запястье… Мужчина только зарычал от боли и сильно, с оттяжкой, ударил свободной рукой по оскаленной треугольной мордочке… С наслаждением, раскрытой ладонью по левой щеке и потом на возвратном движении тыльной стороной по правой… Так, чтобы мотнулась черноволосая голова и закатились на мгновение проклятые зеленые глазищи…
Лестница, коридор второго этажа, комната с решеткой на окне… Дверь захлопнулась с громким стуком, Рука мужчины почти неосознанно рванула замок, отсекая испуганные и умоляющие крики жены… Брыкающееся, бешено бьющееся худое тело… Ударить еще раз… еще… Ломая сопротивление, выкрутить тонкие запястья… хрупкие косточки отчетливо прощупывались сквозь слабые мускулы…
Скрип кроватных пружин… Треск ткани… словно живой клинок бился и извивался между матрасом и горячим от возбуждения телом мужчины… Массивным, безжалостным телом, удар за ударом вколачивающимся между разведенных мальчишеских коленей… Маленький… совсем маленький, как ребенок… Кожа… Гладкая, уязвимая… Нежная кожа под широкими мясистыми ладонями…Запах… сладкий чистый запах детского пота… Такой сладкий, что темнеет в глазах и багровая муть плывет, застилая яростное зеленоглазое лицо, кривящееся бешеным оскалом…
Вернон Дурсль навалился на мальчишку всей своей сокрушающей тяжестью, так что у того, наверное, перехватило дыхание… Навалился, ловя пьянящее ощущение своей власти над этим диким непокорным созданием… Сейчас, наконец-то, сейчас… он сломает его полностью и навсегда… Навсегда вытравит проклятую магию из закатившихся зеленых глаз… А в следующее мгновение на него рухнуло небо… В стремительно сгущающейся тьме мужчина успел увидеть только высокую черную фигуру на пороге двери… Развороченный как будто взрывом замок… Распахнутые полы черного одеяния, как крылья летучей мыши… Вскинутые руки… Голос, произносящий непонятную фразу на неизвестном языке… И все кончилось.
***
- Мерлин Всемогущий, Поттер, сколько же мандрагоры вы ему подсыпали?
Злое кошачье шипение в ответ.
- Отвечайте, когда вас спрашивают! Вам что, мало неприятностей?
Неохотно, глухо, не поднимая сердитых зеленых глаз.
- Шесть гран… сэр. Две недели назад. В бренди.
- ШЕСТЬ ГРАН?!! Вы в своем уме?!! Это же вдвое больше предельно допустимой дозы? Черт!.. Приворотное зелье такой силы… Вы, что не понимате, что он мог вас просто изнасиловать?!!
Шорох одежды, приводимой в порядок. Немного смущенное сопение. Потом тихо, но по-прежнему упрямо:
- Его бы посадили. Лет на пять, не меньше. И мне не пришлось бы больше жить в этом доме… - длинная напряженная пауза, неуверенно. – Сэр… Профессор Снейп, меня отчислят?
Досадливое фырканье в ответ.
- Следовало бы… Но… нет. Я отвезу вас к Уизли… А вашей семье почищу память. Они будут думать, что вы просто сбежали после очередной своей выходки… Но клянусь вам, Поттер, если вы еще раз выкинете что-нибудь подобное… Я сам займусь вами и…
Черноволосый маг не закончил, угроза повисла в воздухе.
«Ну что ж, попробуйте, профессор Снейп, попробуйте», – мелькнуло в сознании окончательно проваливающегося в беспамятство Вернона Дурсли. – «Посмотрим, что получится у вас…». The End - Fanfiction - |